Малыш кивнул:
– Да, это правда. А когда эта студия перевернётся вверх тормашками, он скажет: «Пустяки, дело житейское». Так что лучше остерегайтесь его!
Господин Пек не настаивал.
– Если так, то не надо. Я только предложил. Мальчишек полным-полно!..
И господин Пек вдруг заторопился. У него, оказывается, скоро передача, и ему пора идти.
Но тут Малыш увидел, что Карлсон нащупывает кнопку на животе, и до смерти испугался, что в последнюю минуту всё выяснится.
– Нет, Карлсон… нет, не надо, – шептал ему в тревоге Малыш.
Карлсон с невозмутимым видом продолжал искать кнопку, ему трудно было добраться до неё из-за всех этих тюлевых накидок.
Господин Пек уже стоял в дверях, когда вдруг зажужжал моторчик Карлсона.
– Я и не знал, что над Вазастаном проходит маршрут вертолётов, – сказал господин Пек. – Не думаю, чтобы им следовало здесь летать, многим этот шум мешает. Прощайте, фрёкен Бок. До завтра!
И господин Пек ушёл.
А Карлсон взмыл к потолку, сделал несколько кругов, облетел лампу и на прощание помахал фрёкен Бок тюлевыми накидками.
– Гордая юная девица улетает далеко-далеко! – крикнул он. – Привет, гей-гей!
Красивый, умный и в меру упитанный
Время после обеда Малыш провёл наверху у Карлсона, в его домике на крыше. Он объяснил Карлсону, почему надо оставить в покое фрёкен Бок.
– Понимаешь, она хочет сделать торт со взбитыми сливками, потому что мама, и папа, и Боссе, и Бетан возвращаются завтра домой.
Карлсону это показалось убедительно.
– Да, если она делает торт со взбитыми сливками, её надо оставить в покое. Опасно низводить домомучительницу, когда она взбивает сливки, а то она скиснет, а вместе с ней и сливки.
Вот почему последние часы в семье Свантесон фрёкен Бок провела в полном покое – так, как она хотела. Малыш и Карлсон тоже спокойно сидели у камина в домике на крыше. Им было очень хорошо и уютно. Карлсон быстро слетал на улицу Хётерге и купил там яблок.
– Я за них честно отдал пять эре, – сказал он Малышу. – Не хочу, чтобы меня заподозрили в краже. Ведь я самый честный в мире!
– Разве эти яблоки стоят всего пять эре?
– Видишь ли, я не мог спросить их цену, – объяснил Карлсон, – потому что продавщица как раз пошла пить кофе.
Нанизав яблоки на проволоку, Карлсон пёк их над огнём.
– Угадай, кто лучший в мире специалист по печёным яблокам? – спросил Карлсон.
– Ты, Карлсон, – ответил Малыш.
И они ели печёные яблоки, и сидели у огня, а сумерки всё сгущались. «Как хорошо, когда трещат поленья! – подумал Малыш. – Дни стали холодными. По всему видно, что пришла осень».
– Я всё собираюсь слетать в деревню и купить дров у какого-нибудь крестьянина. Знаешь, какие скупые эти крестьяне, но, к счастью, они тоже иногда уходят пить кофе, – сказал Карлсон.
Он встал и подбросил в огонь два больших берёзовых полена.
– Я люблю, чтобы было жарко натоплено, – сказал он. – Остаться зимой без дров – нет, так я не играю. И, не стесняясь, скажу это крестьянину.
Когда камин прогорел, в комнате стало темно, и Карлсон зажёг керосиновую лампу, которая висела у самого потолка над верстаком. Она осветила тёплым, живым светом комнату и все те вещи, которые валялись на верстаке.
Малыш спросил, не могут ли они чем-нибудь обменяться, и Карлсон сказал, что он готов.
– Но когда ты захочешь что-нибудь взять, ты должен сперва спросить у меня разрешения. Иногда я буду говорить «да», а иногда – «нет»… Хотя чаще всего я буду говорить «нет», потому что всё это моё и я не хочу ни с чем расставаться, а то я не играю.
И тогда Малыш начал спрашивать разрешения подряд на все вещи, которые лежали на верстаке, а получил всего-навсего на старый разбитый будильник, который Карлсон сам разобрал, а потом снова собрал. Но всё равно игра эта была такой интересной, что Малыш даже представить себе не мог ничего более увлекательного.
Но потом Карлсону это наскучило, и он предложил постолярничать.
– Это самое весёлое на свете занятие, и можно сделать так много чудесных вещиц, – сказал Карлсон. – Во всяком случае, я могу.
Он скинул всё, что валялось на верстаке, прямо на пол и вытащил из-под диванчика доски и чурки. И оба они – и Карлсон и Малыш – принялись пилить, и строгать, и сколачивать, так что всё загудело вокруг.
Малыш делал пароход. Он сбил две досточки, а сверху приладил круглую чурочку. Пароход и в самом деле получился очень хороший.
Карлсон сказал, что должен сделать скворечник и повесить его возле своего домика, чтобы там жили маленькие птички. Но то, что у него вышло, совсем не походило ни на скворечник, ни, впрочем, на что-либо другое. Весьма трудно было сказать, что за штуку он смастерил.
– Это что? – спросил Малыш.
Карлсон склонил набок голову и поглядел на своё произведение.
– Так, одна вещь, – сказал он. – Отличная маленькая вещица. Угадай, у кого в мире самые золотые руки?
– У тебя, Карлсон.
Наступил вечер. Малышу пора было идти домой и ложиться спать. Приходилось расставаться с Карлсоном и с его маленьким домиком, где было так уютно, и со всеми его вещами: и с его верстаком, и с его коптящей керосиновой лампой, и с его дровяным сарайчиком, и с его камином, в котором так долго не прогорали головешки, согревая и освещая комнату. Трудно было всё это покинуть, но ведь он знал, что скоро снова вернётся сюда. О, как чудесно, что домик Карлсона находился на его крыше, а не на какой-нибудь другой!
Они вышли. Над ними сверкало звёздное небо. Никогда прежде Малыш не видел столько звёзд, да таких ярких, да так близко! Нет, конечно, не близко, до них было много тысяч километров, Малыш это знал, и всё же… О, над домиком Карлсона раскинулся звёздный шатёр, и до него, казалось, рукой подать, и вместе с тем так бесконечно далеко!
– На что ты глазеешь? – нетерпеливо спросил Карлсон. – Мне холодно. Ну, ты летишь или раздумал?
– Лечу, – ответил Малыш. – Спасибо.
А на следующий день… Что это был за день! Сперва вернулись Боссе и Бетан, потом папа, а последней – но всё равно это было самое главное! – мама. Малыш кинулся к ней и крепко её обнял. Пусть она больше никогда от него не уезжает! Все они – и папа, и Боссе, и Бетан, и Малыш, и фрёкен Бок, и Бимбо – окружили маму.
– А твоё переутомление уже прошло? – спросил Малыш. – Как это оно могло так быстро пройти?
– Оно прошло, как только я получила твоё письмо, – сказала мама. – Когда я узнала, что вы все больны и изолированы, я почувствовала, что тоже всерьёз захвораю, если немедленно не вернусь домой.
Фрёкен Бок покачала головой.
– Вы поступили неразумно, фру Свантесон. Но я буду время от времени приходить к вам помогать немного по хозяйству, – сказала фрёкен Бок. – А теперь я должна немедленно уйти. Сегодня вечером я выступаю по телевидению.
Как все удивились: и мама, и папа, и Боссе, и Бетан.
– В самом деле? Мы все хотим на вас посмотреть. Обязательно будем смотреть, – сказал папа.
Фрёкен Бок гордо вскинула голову.
– Надеюсь. Надеюсь, весь шведский народ будет смотреть на меня.
И она заторопилась.
– Ведь мне надо успеть сделать причёску, и принять ванну, и побывать у массажистки и маникюрши, и купить новые стельки. Необходимо привести себя в порядок перед выступлением по телевидению.
Бетан рассмеялась:
– Новые стельки?.. Да кто их увидит по телевизору?
Фрёкен Бок посмотрела на неё неодобрительно.
– А разве я сказала, что их кто-нибудь увидит? Во всяком случае, мне нужны новые стельки… Чувствуешь себя уверенней, когда знаешь, что у тебя всё с головы до ног в порядке. Хотя это, может, и не всем понятно. Но мы – те, что всегда выступают по телевидению, – мы-то хорошо это знаем.